Пожалуйста помогите!'!!!

Ты варенье любишь?
– Какое?
– Ну вишневое, например.
Антон улыбнулся, не понимая, к чему речь.
– Конечно, люблю.
– А поел бы сейчас вареньица?
– Конечно, поел бы. А где оно у тебя?
– Оно у меня пока что стоит вон в той квартире, за окном. Видишь?
Клеткин показывал на чье-то окно в первом этаже старого деревянного
флигеля. Там за стеклом на подоконнике стояла литровая банка варенья,
перевязанная голубой тесемкой. Антон широкими, недоумевающими глазами
посмотрел на Яшку.
– У тебя?.. Да разве это у тебя? Это же у чужих!
– Пока что у чужих. А вот, если ты войдешь в квартиру и скажешь:
«Можно мне ну… Анну Ивановну?» А тебе скажут: «Таких тут нету». Ты
опять: «А мне сказали, что она сюда переехала». Ну и еще что-нибудь. Там
старая такая тетка живет, заговори ей зубы, а потом скажи: «Ну, значит,
я ошибся»… Вот и все. И уходи. Целоваться не обязательно. Понял?
Антон кивнул головой.
– Понял.
– Сумеешь?
– Сумею. А для чего?
– Эх, нет у тебя смекалки. Никакой! Это игра такая. Ну ступай. А потом приходи за сарай.
Антон все так и сделал, как велел ему Клеткин. Поговорил с доброй
старой женщиной, которая открыла ему дверь. А потом отправился за сарай,
радуясь, что так хорошо сумел разыграть ее. Яшка сидел на старых досках
и открывал банку с темным вишневым вареньем. Голубая тесемка валялась
на почерневшем, подтаявшем сугробе.
– Ой! – удивился Антон. – Откуда? Как?
– А так, – спокойно ответил Клеткин, – садись и ешь. Разговаривать после будешь.
Они ели варенье прямо из банки через край. Темные, налитые сладостью
вишни таяли на языке. Антону сначала казалось, что, если бы у них было
хоть пять таких банок, он все варенье смог бы съесть один. Он старался
повыше запрокинуть банку, чтобы как можно больше попало в рот этой
тягучей, густой вишневой сладости. Варенье текло по подбородку, попадало
за воротник, длинные медленные капли падали на рубашку, на распахнутое
пальто. В банке оставалось чуть поменьше половины, когда Яшка вдруг
оттолкнул варенье:
– Ешь сам. Не хочу больше.
Но и Антон, к своему удивлению, больше не хотел, чересчур сладко,
приторно до отвращения. Ни одной этой набухшей сладостью ягоды он больше
не мог взять в рот."

лес. Он был хвойный. Идя по лесу, сосны и ели не размахивали ветками. Казалось, он с нее рухнул, раздался хлопок. Он увидел лыжников позади деревьев, идущих по целине. В районе трех часов благодаря мороза он не захотел больше идти и повернул в свои пенаты. А по возвращению увидел, что снег, по которому вела тропинка, по которой он шел из леса, который был позади, стал синим. Ио еще более темнее вдали стояли деревья. ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИТЕ!!!!!!