В КАЖДОМ ЧЕЛОВЕКЕ ПРЯЧЕТСЯ ВЕСНА.ЕСЛИ ТЫ ПЕЧАЛЕН ЗНАЧИТ СПИТ ОНА.НУ,А ЕСЛИ ТЫ ЗАПЕЛ НА БУЛЬВАРЕ В СТУЖУ.ЗНАЧИТ,ЧТО ВЕСНА В ТЕБЕ ВЫЛЕЗЛА НАРУЖУ.».какие

созданы
назвала
алкоголь
принялся
оптовый

Помогите даю 20 баллов
Когда мы (вы)ходим (в)поле,где видно далеко-далеко.мы видим.как там.вдали.небо(со)единяется (с)землей:их (со)единяет тонкая узенькая полоска.Сколько раз мы (с)тобой пытались (до)йти (до)того места,где небо (со)единяется с землёй,и ничего (у)нас (не)получалось.Мы идем к этой полоске,чтобы (по)смотреть (на)неё вблизи,но она как-тонезаметно(от)нас (у)даляется.
Почему она (от)нас (у)даляется?Ведь мы же только хотим (на)неё (по)смотреть.Нет,она (не)даёт (на)себя (по)смотреть.Она пугается каждого нашего шага.Стоит нам (с)делать шаг-и она ещё (ото)двинется (на)шаг.Мы ещё сделаем шаг-и она ещё (на)шаг (ото)двинется.А если мы (по)йдём (от)неё-она двинется (за)нами.Она (не)отстанет (от)нас,даже если мы (по)мчимся на самой быстрой машине,хотя будет всё время держаться (на)расстоянии.На одном и тоже расстоянии.(К)ней никогда (не)придёшь.Можно идти всю жизнь-и никогда (не)придешь.

На вступительные э_замены в Дворянский инст тут меня пр вела Марья Федоровна начальн_ца того детского п_нсиона где я нач_нал муч_н_ческое восхождение по проклятой тропе наук.
Перед инст_тутскими э_заменами мы с ней страшно волну_мся. Э_заменуют в актовом зале. Я еще н когда не видел такого п_ркета. В нем отража_ш_я как в зеркальных в тринах на Большой Покровке. А сколь кий он как лед на Чернопрудском к тке. Я уже два раза шлепнулся.
Сегодня э_амен по д_ктанту. Марья Федоровна шепч г мне Толя сядь на парту у окна выходящего в к_р_дор. Неужели она соб_ра_тся мне
подсжаз вать? Невероятно! Сама начальница п нсиона! Важная дама с л_рнетом и волосами белыми как с_лфетка. Суровая как с_лдат на часах губ_нат_рского дворца. Она буд_т подсказ_вать мне как Алеша Гриневич которого она сама став ла за это в угол носом?
Я п_шу д_ктант. Сердце л_д_ная сосулька а в голове чад как на кухоньке у Мити Пчелина где всякий день жар ли на конопля м масле пр вкусные оладьи. Мы с Митей часто м нялись он мне давал две оладьи а я ему бутербро_ с в_тчиной и бутербро_ с швейцарским сыром которыми мне пол_галось завтракать в п_нсионе. Лысый пед_гог к варный человек с невнятно скр пуч м голосом нарочно д ктует так чтобы я сделал как можно больше ошибок Птичка божия н_ знает н заботы н_ труда... «Где писать "не", где "ни" мучаюсь я, А как написать "птичку"? С мягк м знаком или без мягкого?» Вся надежда на Марью Федоровну. В ней мое спасение! Но в акт вом зале все нижние стекла молочные, непрон_цаемые! А Марья Федоровна все-таки не великан, даже на своих францу_ких к_блу-ках. «Может быть она дог_да_тся и встан_т на ц_почки мысл_но молюсь я чтобы увид_ть какой кошмар тв_рится в моей тетради?»
И вдруг ее спасительный л рнет св_ркнул над молочным стеклом. Л д ная сосулька в
моей груди постпенно отта вает. Но что это? Глаза Марьи Федоровны от ужаса выл зают из орбит. Над стеклом по_вля_тся ее рука в ч_рной круж_вной перчатк_. Сухонький палец подает мне какие-то непонятные сигналы и знаки. Из всего этого ясно одно я сделал ошибку. «Где? Какую?» перечит_ваю я п_р_л_зованный от страха и непонятных указаний пальца. И нахожу. Я написал «птичку» без мягкого знака. Радос о испр вляю и поб доносно огляд ваюсь на Марью Федоровну поднявшуюся на ц_почки. А она с иск_жен_м от ужаса лицом в отча_нии хватается за голову и стр мительно отход_т от окна.
«Дура! Старая дура! ругаюсь я Даже подсказать как следует не умеет!» Ее а_торитет безнадежно пада_т в моих глазах и я бормочу А еще начальница п_нсиона За д_ктант я получил тройку. Но меня все-таки приняли так как все остальные предметы я сдал на пять. С осени я уже буду расхаж вать в ч_рных сукон_х брюках и долгополом мундир_ с красным воротн_ком как у пр_дводителя дворянства. (По А.Мариенгофу) Объясните постановку знаков перед союзом как.

конце концов он поймёт это и займёт соответствующее своим способностям место, положит на плечи посильный груз. (4)А если нет? (5)Человек, окажись он у власти - пусть самой что ни на есть скромной, — станет только вредить делу. (б)Такой руководитель побоится иметь хорошего заместителя: как бы тот не занял его место. (7)Не поддержит дельного предложения: ведь оно исходит не от него, руководителя. (8)Похоронит хороший проект, если он «не работает» на его, начальника, авторитет. (9)Каждый человек ищет место в жизни. (Ю)Старается утвердить своё «я». (11)Это естественно. (12)Только вот как он находит своё место, какими путями идёт к нему, какие моральные ценности имеют вес в его глазах Поэт сказал: «Мы всё немножко подпираем небосвод». (14)Это, - вопрос чрезвычайно важный. (13) о достоинстве человека, его месте на земле, его ответственности за себя, за всех и за всё. (15)И ещё верные слова: «Каждый человек стоит ровно столько, сколько он действительно создал, минус его тщеславие». (16)Чего уж там, многие из нас не могут признаться себе, что из-за ложно понятого, раздутого чувства собственного достоинства, из-за нежелания показаться хуже мы иногда делаем опрометчивые шаги, поступаем не очень правильно - лишний раз не переспросим, не скажем «не знаю», «не могу». (17)Слов нет, беспардонные себялюбцы вызывают чувство осуждения. (18)Однако не лучше и те, кто разменивает своё достоинство как мелкую монету. (19)В жизни каждого человека, наверное, бывают моменты, когда он просто обязан проявить своё самолюбие, утвердить своё «я». (20)И, согласитесь, сделать это не всегда просто. (21)Одним из семи чудес света, о которых писали древние, был александрийский маяк — сооружение грандиозное и необычное. (22)Рассказывают, что сферическое зеркало маяка под определённым углом собирало в пучок столько солнечного света, что могло сжигать корабли, плывущие далеко в море. (23)Маяк был построен по приказу Птолемея Филадельфа. (24)На мраморных плитах маяка самолюбивый фараон приказал выбить своё имя. (25)Но кто был подлинным творцом седьмого чуда, его настоящим строителем? (26)Люди узнали об этом через много лет. (27)Оказывается, архитектор сделал на каменных плитах маяка углубления и в них высек слова: «Сострат, сын Дексифана из Книда, - богам-спасителям ради мореходов». (28)Надпись он залепил известью, затёр её мраморной крошкой и на ней начертал, как того требовал фараон: «Птолемей Филадельф». (29)Так всегда бывает. (ЗО)Истинная цена человека рано или поздно всё равно обнаруживается. (31)И тем выше эта цена, чем больше человек любит не столько себя, сколько других. (32)Лев Толстой подчёркивал, что каждый из нас, так называемый маленький, рядовой человек, на самом деле есть лицо историческое. (ЗЗ)Великий писатель возлагал ответственность за судьбу всего мира на каждого из нас. (34)На то самое «я», которое таит в себе силы титанические. (35)То самое «я», которое становится во сто крат сильнее, превращаясь в «мы», в заботу о нашем общем благе. (36)На этом пути человеку дорого доброе имя, общественное признание. (37)Не будем забывать об этом.

показать? Почувствуют ли то, что любило его сердце? И кто будет его читатель? От этого зависит так много... И прежде всего — состоится ли у него желанная, духовная встреча с теми далекими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу? Дело в том, что далеко не все читающие владеют искус­ством чтения: глаза бегают по буквам, «из букв вечно вы­ходит какое-нибудь слово» (Гоголь)', и всякое слово что-нибудь да «значит»; слова и их значения связываются друг с другом, и читатель представляет себе что-то — «подер­жанное», расплывчатое, иногда непонятное, иногда прият­но-мимолетное, что быстро уносится в позабытое прош­лое... И это называется «чтением». Механизм без духа. Без­ответственная забава. «Невинное» развлечение. А на самом деле — культура верхоглядства и поток пошлости. Такого «чтения» ни один писатель себе не желает. Та­ких «читателей» мы все опасаемся. Ибо настоящее чтение происходит совсем иначе и имеет совсем иной смысл... Как возникло, как созрело написанное? Кто-то жил, любил, страдал и наслаждался; наблюдал, думал, желал — надеялся и отчаивался. И захотелось ему поведать нам о чем-то таком, что для всех нас важно, что нам необходимо духовно увидеть, прочувствовать, проду­мать и усвоить. Значит — что-то значительное о чем-то важном и драгоценном. И вот он начинал отыскивать верные образы, ясно-глубокие мысли и точные слова. Это было не легко, удавалось не всегда и не сразу. Ответственный писа­тель вынашивает свою книгу долго; годами, иногда — всю жизнь; не расстается с нею ни днем, ни ночью; отдает ей свои лучшие силы, свои вдохновенные часы; «болеет» ее темою и «исцеляется» писанием. Ищет сразу и правды, и красоты, и «точности»2 (по слову Пушкина), и верного стиля, и верного ритма, и все для того, чтобы рассказать, не искажая, видение своего сердца... И, наконец, произведе­ние готово. Последний просмотр строгим, зорким глазом; последние исправления — и книга отрывается, и уходит к читателю, неизвестному, далекому, может быть, — легко­весно-капризному, может быть, — враждебно-придирчи­вому... Уходит — без него, без автора. Он выключает себя и оставляет читателя со своею книгою «наедине». И вот мы, читатели, беремся за эту книгу. Перед нами накопление чувств, постижений, идей, образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, целое зда­ние духа, которое дается нам прикровенно, как бы при по­мощи шифра. Оно скрыто за этими черными мертвыми крючочками, за этими общеизвестными, поблекшими сло­вами, за этими общедоступными образами, за этими отвле­ченными понятиями. Жизнь, яркость, силу, смысл, дух — должен из-за них добыть сам читатель. Он должен воссоз­дать в себе созданное автором; и если он не умеет, не хочет и не сделает этого, то за него не сделает этого никто: всуе будет его «чтение» и книга пройдет мимо него. Обычно думают, что чтение доступно всякому грамотному... Но, к сожалению, это совсем не так. Почему? Потому, что настоящий читатель отдает книге свое сво­бодное внимание, все свои душевные способности и свое умение вызывать в себе ту верную духовную установку, которая необходима для понимания этой книги. Настоящее чтение не сводится к бегству напечатанных слов через со­знание; оно требует сосредоточенного внимания и твердого желания верно услышать голос автора. Одного рассудка и пустого воображения для чтения недостаточно. Надо чувствовать сердцем и созерцать из сердца. Надо пережить страсть — страстным чувством; надо переживать драму и трагедию живою волею; в нежном лирическом стихо­творении надо внять всем вздохам, встрепетать своею нежностью, взглянуть во все глуби и дали, а великая идея может потребовать не более и не менее как всего человека. Это означает, что читатель призван верно воспроизвес­ти в себе душевный и духовный акт писателя, зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. Только при этом условии состоится желанная встреча между обоими и читателю откроется то важное и значительное, чем болел и над чем трудился писатель. Истинное чтение есть своего рода худо­жественное ясновидение, которое призвано и способно вер­но и полно воспроизвести духовные видения другого чело­века, жить в них, наслаждаться ими и обогащаться ими. Искусство чтения побеждает одиночество, разлуку, даль и эпоху. Это есть сила духа — оживлять буквы, рас­крывать перспективу образов и смысла за словами, запол­нять внутренние «пространства» души, созерцать немате­риальное, отождествляться с незнаемыми или даже умер­шими людьми и вместе с автором художественно и мыс­лительно постигать сущность богозданного мира. Читать — значит искать и находить: ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад, желая найти его во всей его полноте и присвоить его себе. Это есть творческий процесс, ибо воспроизводить — значит тво­рить. Это есть борьба за духовную встречу; это есть свобод­ное единение с тем, кто впервые приобрел и закопал иско­мый клад. И тому, кто никогда этого не добивался и не переживал, всегда будет казаться, что от него требуют «невозможного». Искусство чтения надо приобретать и вырабатывать в себе. Чтение должно быть углублено; оно должно стать творческим и созерцательным. И только тогда нам всем от­кроется его духовная ценность и его душеобразующая си­ла. Тогда мы поймем, что следует читать и чего читать не стоит, ибо есть чтение, углубляющее душу человека и строящее его характер, а есть чтение разлагающее и обес­силивающее. По чтению можно узнавать и определять человека. Ибо каждый из нас есть то, что он читает; и каждый человек есть то, как он читает; и все мы становимся незаметно тем, что мы вычитываем из прочтенного, — как бы букетом соб­ранных нами в чтении цветов...