По небу опрометью неслись круглые, пухлые облака. Совсем неожиданно пошел дождь. Фельдшер обвязал замок у своего ружья носовым платком, чтобы

Слышно было лишь напряженное дыхание людей да успокоительное мерное тиканье приборов.
Не стало на время ни старших ни младших ни мужчин ни женщин.
На не было голубое платье и ленты и цветы.
Я же не только любовался но с восторженным умилением смотрел на них.
Я работал эти десять лет и день и ночь.
Хорошо бы нажать кнопку стреляющего приспособления или гашетку пулемёта.
Владимир отпер комоды и ящики и занялся разбором бумаг покойного.
А потом началась пора тревог и открытий находок и горестных утрат.
Они расплатились вышли и направились в разные стороны.
2. Расставьте знаки препинания.
Тяжёлые холодные тучи лежали на вершинах окрестных гор.
Лунный ясный свет был прекрасен. И всё лицо у него было освещено хорошей доброй улыбкой.
На девочке было новенькое полосатое платье.
Мы живём в большом новом каменном доме.
Яркое зимнее солнце заглянуло в наши окна.
У молодого человека был гордый независимый вид.
По небу проносились белые кудрявые огромные облака.
У старика был суровый упрямый характер.
Дети уехали в детский пионерский лагерь.
3. В этом предложении между подлежащим и сказуемым надо поставить тире.
1) Смех,жалость и ужас три струны нашего воображения потрясаемые драматическим волшебством.
2) Читать значит вырабатывать вкус постигая прекрасное.
3) Льгов большое степное село с весьма древней каменной одноглавой церковью и двумя мельницами на болотистой Росоте.
4) "История государства Российского " есть не только создание великого писателя но и подвиг.

стояла прекрасная и белые круглые облака тихо неслись над нами. В)я насилу дождался, когда мы подъехали к постоялому двору. Г) недалекий лес роптал , гудел с непрерывной угрозой. Д) ветер забирался в пустые комнаты и печные трубы.

утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце -- не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное -- мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится а лиловый ее туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованого серебра... Но вот опять хлынули играющие лучи, -- и весело и величава, словно взлетая, поднимается могучее светило. Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Цвет небосклона, легкий, бледно-лиловый, не изменяется во весь день и кругом одинаков; нигде не темнеет, не густеет гроза; разве кое-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь. К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда. В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости. В такие дни жар бывает иногда весьма силен, иногда даже "парит" по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной
нужно найти средства художественной выразительности

Дворы захлестывала перенаселенность. И если с улицы уцелевшие фасады с лепными карнизами и кариатидами хранили какую-то благопристойность, то во дворах беспорядочно громоздились деревянные пристройки, сараи, наружные лестницы и галереи чудовищной архитектуры, грубо попирая всяческие законы целесообразности и планировки. Земля в центре двора была так сбита и истоптана ногами, что уже с ранней весны трескалась и становилась похожей на контурную карту. Но без этого рыжего бесплодного клочка земли мы, младшее поколение, вряд ли могли продолжиться как биологический вид: двор был нашей крепостью, спортплощадкой, ристалищем честных мужских поединков, он нянчил нас и лелеял, но и наставлял синяки, после которых мы его еще сильнее любили. По воскресеньям двор не принадлежал нам. Все, что поддавалось мытью, вытряхиванью, чистке и стирке, выносилось с беззастенчивой откровенностью во двор. Окна расцветали пестрыми лоскутными одеялами, выбивались половики, надраивались медные тазы — близился сезон варки варенья, скоблились лестницы коридоров; словно ярое стремление навести идеальную чистоту возместить убогость послевоенного быта. Двор часто просыпался под зычные крики Зины, затевавшей стирку. Она вытаскивала под окна долбленое деревянное корыто и, заткнув подол юбки за пояс так, что были видны круглые медные колени, самозабвенно Месила в пухлом облаке пара белье, а ее муж, тихий Миша, прекрасный слесарь и водопроводчик,; таскал из недр двора, от колонки, воду. К полудню развешанные на веревках простыни полоскались на ветру, словно сюда вплыл и бросил якорь парусный корвет. Чисто выстиранные и развешанные простыни были флагом единения всех соседей. Дружная борьба за чистоту делала их как бы членами одного родового клана, не то собравшегося переселяться, не то ждущего гостей. С утра мы находились в круговерти праздника, бестолково путались под ногами, затевали игры, которые тут же ломались — нас с шумом выставляли за пределы двора. Под горячую руку перепадало и мужчинам, обсевшим самодельный стол под развесистым каштаном, чтобы забить воскресного “козла”. Впрочем, здесь женские наскоки обычно пропадали втуне, мужья не спешили приобщиться к домашней работе, один лишь Мишуня, неизменно предававший мужскую солидарность, шастал с виноватой улыбкой от крана к корыту.